Вы здесь
«На таежных говорливых перекатах...»
* * *
В. Кругликову
Обратно звала дорога,
вернуться к теплу, домой.
Но шел впереди геолог,
веселый учитель мой.
Ах, как он умел, Володька,
уроки давать свои!
Так в детстве, бросая с лодки,
приказывали: «Плыви!»
Устало гудели ноги,
мерцали в глазах круги.
«Романтика, хоть немного,
пожалуйста, помоги!»
В ответ — только шелест листьев
да ветра холодный шум...
А к вечеру все же вышли
к последнему шалашу!
* * *
Поселок Медвежка, поселок Медвежка,
стремительных рек берега,
и первые в жизни пикеты и вешки,
и первая в жизни — тайга.
Пристанище наше в казенном бараке,
окошечко первое в мир...
Открытие слов: вещмешок, камералка,
заходы, шурфы, нивелир.
Названия-песни поселков окрестных:
Загадное, Плесс, Алзас,
цветы иван-чая на скалах отвесных,
предчувствие будущих трасс...
* * *
Моим друзьям-геодезистам
Помню, как я костюм примеряла
брезентовый жадно,
как хотелось скорее
в тот поезд стремительный сесть.
Мне впервые доверено
снять у поселка Загадный
мостовой переход
через гордую Верхнюю Терсь.
Чуть заметно скользит
под копытами смерзшийся гравий.
Шла по речке шуга,
и для съемки нам дали коня...
Той далекой поры
нет в альбоме моем фотографий,
а сегодня непросто
такою представить меня.
Восемнадцать едва ли
сравнялось топографу Ване,
тридцать восемь помощницам
было всего на двоих.
Днем вели пикетаж,
а ночами сражались с дровами.
Городские, о, как мы к утру
ненавидели их!
Все же мы уложились тогда
в установленный график,
и начальник, как равным,
нам руки при всех пожимал...
И от этих минут
не осталось у нас фотографий,
наших лиц исхудавших
никто в этот день не снимал.
Как же так получилось? —
порою мне хочется крикнуть, —
или все фотосъемки
затмили другие дела?
Не осталось в альбоме моем
не единого снимка,
будто я и в тайге-то
во веки веков не была.
Любопытным внучатам
я их показала б под старость,
горевать о прошедшем —
извечный удел стариков.
Ну а впрочем, немало
от юности нашей осталось
переходов, дорог
и немножечко грустных стихов...
* * *
Какая-то нездешняя краса,
реальный мир почти похож на небыль:
четвертый день грохочут небеса,
Шаман-гора куражится над Тебой.
Зигзаги молний рассекают лес,
болотной жижей хлюпают дороги...
Красот не замечая и чудес,
по ним идут измученные боги.
Нет, не святые с каменным лицом —
тем от забот людских не очень больно.
Земные, без сияющих венцов,
они сюда явились добровольно.
Потом за ними встанут города
и побегут железные дороги…
О люди, вспоминайте иногда,
что здесь прошли измученные боги.
* * *
Мелькают села за стеклом оконным,
колеса торопливые поют...
Спасибо вам, плацкартные вагоны,
за ваш нехитрый временный уют,
в котором все продуманно и просто:
и по утрам горячий крепкий чай,
и проводницей выданная простынь,
и разговор, возникший невзначай.
Спасибо вам за творческие муки
и пассажиров смешанную речь,
за то, что глубже чувствуешь разлуки
и радость встречи учишься беречь.
* * *
Г. Пузыревскому
В мире все так спокойно и просто,
звезды даже сквозь тучи видны.
Ночь плывет над Осиновым плесом,
мирно светит фонарик луны.
Гасит в маленьких окнах деревня
запоздалых домов огоньки.
Возле печки, промокшие, дремлют
в ожиданье дорог рюкзаки.
А на нарах, намаявшись за день,
видят парни счастливые сны.
Ночь глядит голубыми глазами
из-под ветки сибирской сосны.
БАБА СТЁПА
Много разных людей повстречала
за свое кочевое житье.
В приангарском селе Богучаны
я была квартиранткой ее.
Мне старуха и лишнего шага
не давала без дела ступить.
Я искала грибы по оврагам,
научилась полоть и белить.
Я топила ей русскую баню,
кипятила на печке белье,
в ледяной Ангаре полоскала
домотканые платья ее.
Туговата на правое ухо,
без движенья рука и нога...
Жить у этой ужасной старухи
я тогда не желала врагам.
А на стенах пылились иконы,
фотографии мертвой родни.
На меня с молчаливым укором
почему-то глядели они...
Помню — горько старуха рыдала,
у ворот расставаясь со мной,
на прощанье с надеждой шептала:
«Возвращайся, родная, весной.
Приезжай обязательно, Надя,
я и дом на тебя запишу.
Огород мы с тобою посадим». —
«Ладно, бабка, потом напишу!»
Где уж там... Все дела да заботы,
огорченья и беды свои.
Я и думать забыла, что кто-то
в Богучанах не спит до зари,
что кого-то терзает обида:
жизнь — не жизнь, а сплошная беда.
Стёпу взяли бы в дом инвалидов,
да не хочется старой туда.
Жаль хозяйство, домишко оставить,
а хозяйства давно уже нет...
Стонет ветер в расшатанных ставнях,
молча зябнет пустующий хлев.
...Вечерами тоскливыми, глядя,
как рисует узоры мороз,
все ждала она добрую Надю,
обещанью поверив всерьез...
Я недавно узнала случайно,
от девчонки, что рядом жила:
в приангарском селе Богучаны
баба Стёпа зимой умерла.
* * *
Друзья уходят в новые маршруты,
а мне маршруты видятся во сне.
Как трудно изыскателям, как трудно
не встретиться с тайгою по весне.
У них свои, особые повадки:
в календаре весенние листки —
уже готовы верные палатки
и собраны в дорогу рюкзаки.
Веселый сок в березах колобродит,
и мне уже свою не спрятать грусть.
Уходят изыскатели, уходят,
а я впервые дома остаюсь...